Статьи

Memento Mori

Джонатан Нолан (Jonathan Nolan)

«Что пробуждает лучше пули?»
Герман Мелвилл.

Твоя жена всегда говорила, что ты опоздаешь даже на свои похороны. Помнишь? Она так подтрунивала над тобой из-за твоей безалаберности — вечно опаздывал, вечно обо всем забывал, даже до того происшествия.

Сейчас ты, наверное, хочешь знать, не опоздал ли ты на ее.

Ты там был, можешь не сомневаться. Для этого и придумали фотографии, одна из которых приколота к стене у тебя в комнате. На похоронах не принято делать фото, но некоторые, полагаю твои доктора, знали, что иначе ты не запомнишь. Они увеличили, напечатали и прилепили прямо здесь, возле двери, большое фото, которое ты видишь каждый раз когда отправляешься на ее поиски.

Кто этот парень с цветами на фото? Это ты. Что ты делаешь? Ты читаешь надпись на надгробии, пытаясь понять чьи это похороны, так же как и сейчас ты читаешь эту надпись и пытаешься понять зачем здесь это фото. Скажи, зачем читать, то что ты не запомнишь?

Ее больше нет, она ушла навсегда. Тебе, наверное, тяжело сейчас слышать такие новости. Поверь мне, я знаю что ты чувствуешь. Ты разбит. Но подожди пять, может десять минут. Может быть придется подождать полчаса, пока ты все забудешь.

Ты забудешь — даю слово. Еще пара минут и ты бросишься к выходу искать ее, но остановишься, дойдя до фотографии. Сколько раз тебе нужно услышать эту новость прежде чем какая-то часть твоего тела обретет память не надеясь на сломленный мозг?

Бесконечная печаль, бесконечный гнев. Бесполезны без цели. Может быть ты не понимаешь что произошло. Я тоже не могу сказать, что все понимаю. Потеря кратковременной памяти. Так написано. Это ты понимаешь не хуже меня.

Может быть ты не понимаешь, что произошло с тобой. Но ты помнишь что произошло с НЕЙ, не так ли? Доктора не хотят говорить об этом. Они не отвечают на мои вопросы. Они считают, что человеку в твоем состоянии не следует слышать о таких вещах. Но ты помнишь достаточно, не так ли? Ты помнишь его лицо.

Поэтому я пишу тебе. Может бестолку. Я не знаю сколько раз ты прочитаешь это перед тем как выслушаешь меня. Я даже не знаю сколько ты уже заперт в этой комнате. Впрочем, ты тоже не знаешь. Твое преимущество в том, что ты забудешь потерять веру в себя.

Рано или поздно ты захочешь что-то с этим сделать. И тогда ты должен мне поверить, потому что я единственный, кто может тебе помочь.

ЭРЛ ОТКРЫВАЕТ ГЛАЗА. Сначала один, потом другой. Белая плитка на потолке смешивалась над его головой с большими рукописными буквами, которые можно прочитать не вставая. Где-то звонит будильник. Он читает надпись, моргает, читает еще раз, смотрит вокруг.

Это белая комната, подавляюще белая, начиная со стен и занавесок и заканчивая больничной мебелью и постельным бельем. Будильник звонит на белом столе под окном с белыми занавесками. В этот момент Эрл, вероятно, обратил внимание, что он лежит на белом одеяле, на нем одеты пижама и тапочки.

Он лежит на спине и опять читает надпись на потолке. Там написано неровными угловатыми заглавными буквами: «ЭТО ТВОЯ КОМНАТА. ЭТО КОМНАТА В БОЛЬНИЦЕ. ТЫ ТЕПЕРЬ ЗДЕСЬ ЖИВЕШЬ.»

Эрл поднимается и смотрит вокруг. Комната большая для больницы. Линолеум без рисунка расходится из-под кровати в три стороны. Две двери и одно окно. Вид из окна тоже мало утешает: несколько деревьев посреди ухоженного клочка земли, очерченного полоской асфальта. Деревья, кроме сосен, голые — ранняя весна или поздняя осень, одно из двух.

Весь стол заполнен заметками с напоминаниями, листочками из блокнота, аккуратно напечатанными списками, книгами по психологии, фотографиями. Наверху этой кучи лежит полу-разгаданный кроссворд. Будильник звенит на стопке газет. Эрл выключает будильник и берет сигарету из пачки, привязанной к рукаву пижамы. Он ощупывает пустые карманы в поисках зажигалки. Он роется в бумагах на столе, смотрит в ящиках стола. Наконец-то находится коробок спичек прилепленный к стене возле окна. Еще одна надпись над спичками. Желтыми кричащими буквами написано: «Сигарету? Найди сначала огонь, дурак.»

Эрл усмехается надписи, закуривает и делает большую затяжку. К окну прилеплен еще один листок бумаги озаглавленный «ТВОЕ РАСПИСАНИЕ».

Там расписан каждый час. В блоке 22:00 — 8:00 написано: «Время спать». Эрл посмотрел на будильник: 8:15. Поскольку снаружи светло, должно быть 8:15 утра. Он смотрит на часы: 10:30. Подносит часы к уху, слушает, заводит их пару раз и выставляет время по будильнику.

В расписании с 8:00 до 8:30 написано: «Почисть зубы». Эрл снова усмехается и идет в ванную.

Окно в ванной открыто. Махая руками чтобы согреться, он замечает за окном пепельницу. Сигарета в пепельнице превратилась пепел. Он хмурится, заминает сгоревшую сигарету и кладет на ее место новую.

Щетка уже вся побелела от зубной пасты. Кран в виде кнопки-дозатора — порция воды после каждого нажатия. Эрл засунул щетку за щеку и шурует ей там, открывая настенную аптечку. На полках лежат одноразовые порции витаминов, аспирина, антидиуретического. Жидкость для полоскания тоже одноразовая: пластиковая бутылка меньше стопки с чем-то голубым внутри. Только зубная паста обычная. Эрл выплевывает пасту и полощет рот. Он кладет зубную щетку на место и замечает маленькую бумажную полоску между стеклянной полкой и металлической стенкой аптечки. Он выплевывает полоскатель и нажимает на кран, чтобы все смыть. Он закрывает аптечку и улыбается своему отражению в зеркале.

«Кому нужно полчаса для чистки зубов?»

Бумажка свернута до микроскопических размеров и в точности похожа на любовную записку шестиклассника. Эрл разворачивает ее и разглаживает на зеркале. Там написано:

ЕСЛИ ТЫ ВСЕ ЕЩЕ МОЖЕШЬ ЭТО ПРОЧЕСТЬ — ТЫ ПОДЛЕЦ.

Эрл тупо уставился на записку, затем прочел еще раз. Перевернул. На обороте написано:

P. S. КОГДА ПРОЧТЕШЬ, СНОВА СПРЯЧЬ.

Эрл перечитал обе стороны, затем свернул записку до первоначального размера и засунул ее за полку.

Наверное тогда он заметил шрам. Шрам начинался чуть ниже уха, неровный и широкий, и терялся в волосах. Эрл поворачивает голову и пытается проследить краем глаза куда ведет шрам. Он ощупывает его рукой, взгляд падает на пепельницу с тлеющей сигаретой. Внезапная мысль заставляет его выскочить из ванной.

Он налетает на дверь и держится за ушиб. Две фотографии приклеены возле двери. Внимание Эрла привлекла первая, сделанная в больнице: глянцевая черная рамка для четырех окон в чьем-то черепе. На фотографии написано: «Твой мозг». Эрл вытаращился на нее. Разноцветные концентрические круги. Он узнает глазные яблоки, а за ними полушария мозга. Извилины, круги, дуги. И прямо посреди его головы что-то обведено фломастером, область тянется от шеи как личинка в дереве. Помятое, разбитое, но ясное. Темное пятно в виде цветка прямо в центре его мозга.

Он наклоняется ко второй фотографии. Это фото мужчины, который держит цветы, стоя возле свежей могилы. Мужчина наклонился и читает надпись на надгробии. На мгновение это показалось коридором с зеркалами или началом эскиза бесконечности: один человек наклонился и смотрит на меньшего человека, который наклонился и читает текст на надгробии. Эрл долго смотрит на фото. Возможно он плачет. Может быть он просто тихо смотрит на фото. Наконец он возвращается к кровати, падает на нее, зажмуривает глаза, пытается заснуть.

Сигарета потихоньку тлела в ванной. Будильник досчитал до десяти и начал звонить снова.

Эрл открывает глаза. Сначала один, потом другой. Белая плитка на потолке смешивалась над его головой с большими рукописными буквами, которые можно было прочитать не вставая.

Ты больше не можешь нормально жить. Ты должен это знать. Как можно завести подругу и не иметь возможности запомнит ее имя? Нельзя завести детей, если только ты не хочешь чтобы они выросли с отцом, который их не помнит. Безусловно невозможно получить работу. Немного специальностей оценят беспамятство. Наверное, проституция. И, конечно, политика.

Нет. Твоя жизнь закончена. Ты мертвец. Доктора надеются сделать только одну вещь — научить тебя быть меньшей обузой для санитаров. И они, скорее всего, никогда тебя отсюда не выпустят, ни при каких обстоятельствах.

Так что вопрос не стоит «быть или не быть», поскольку быть тебе уже не кем. Вопрос в том, собираешься ли ты что-то с этим делать. Значит ли что-то для тебя месть?

Это много значит для большинства людей. Неделями они думают, планируют, рассчитывают удар. Но ирония в том, что со временем пыл остывает. Время — вор, так ведь говорят? И время многих из нас убеждает в том, что прощение это благодетель. Удобство, трусость и прощение с некоторого расстояния кажутся одинаковыми. Время украло твои силы.

Если время и страх не могут сделать своего дела, в игру вступают власти, тихонько качая головами они говорят: «Мы понимаем, но ты слишком хороший человек чтобы разрешить тебе это сделать. Будь выше этого. Чтобы не опуститься до их уровня. И кроме того, — говорят они, — если ты будешь глупить мы тебя запрем в маленькой комнате.»

Но тебя уже заперли в маленькой комнате, не так ли? Правда они ее не особо и запирают или охраняют, поскольку ты калека. Труп. Овощ, который без напоминания не поест или не сходит в туалет.

Что же до времени-вора, то это тоже тебя не касается, верно? Одно и тоже каждые десять минут. Снова и снова. Как ты сможешь простить, если ты не запомнишь что нужно забыть?

Ты, вероятно, был из тех, кто простил бы, разве нет? Раньше был. Но ты теперь не такой, каким был раньше. Даже не часть того. Ты отрывок. Ты десятиминутный человек.

Конечно, слабость трудно побороть. Это первичный импульс. Ты предпочел бы сидеть в свой маленькой комнатке и плакать. Жить со своими остатками воспоминаний, бережно охраняя их. Засунуть полжизни за стекло, приколоть к картонке как коллекцию диковинных насекомых. Ты хотел бы прожить за этим стеклом, правда? Законсервированным в своем соку.

Хотел бы, да не можешь, верно? Ты не можешь из-за последнего фрагмента в твоей коллекции. Последнее, что ты помнишь. Его лицо. Его лицо и твоя жена, ждущая твой помощи.

Здесь ты, наверное, сможешь отдохнуть когда все закончится. Твоя маленькая коллекция. Они спрячут тебя в другую маленькую комнату и ты сможешь прожить остаток жизни в прошлом. Но только тогда, когда у тебя в руке будет клочок бумаги, на котором написано что ты его прикончил.

Ты знаешь, я прав. Ты знаешь, что предстоит много работы. Это может показаться невозможным, но если каждый из нас сделает свою работу, у нас кое-что получится. Правда, у тебя мало времени. У тебя есть только десять минут или около того. После чего все повторяется. Так что сделай что-нибудь за то время, что у тебя есть.

ЭРЛ ОТКРЫЛ ГЛАЗА и моргнул в темноте. Звенит будильник. 3:20. Лунный свет струится из окна, стало быть 3:20 ночи. Эрл нащупывает лампу, по ходу дела чуть не опрокинув ее. Яркий свет заполняет комнату. Металлическая мебель становится желтой, желтые стены, желтое одеяло. Он лежит на спине и смотрит в желтый потолок, который смешивается над его головой с большими рукописными буквами. Он читает надпись два или три раза. Моргает, оглядывается вокруг.

Голая комната. Наверное в больнице. Под окном стол. На столе ничего нет, кроме разрывающегося будильника. В этот момент Эрл, вероятно, замечает, что он полностью одет. Даже ботинки надеты. Он выкарабкивается из кровати и идет к столу. Ничего в комнате не напоминает о предыдущих жильцах или гостях, кроме странного куска ленты, натянутого между стенами. Ни картин, ни книг, ничего. За окном полная Луна освещает ухоженный газон.

Эрл выключает будильник и смотрит на два ключа, приклеенные к тыльной стороне его ладони. Он задевает ленту, когда роется в пустых ящиках стола. В левом кармане пиджака он находит рулон стодолларовых купюр и письмо запечатанное в конверте. Он проверяет другую часть комнаты, ванную. Куски пленки, окурки. Больше ничего.

Эрл задумался, теребит шрам на шее и возвращается к кровати. Ложится, смотрит на потолок и надпись. Там написано: «ВСТАВАЙ И НЕМЕДЛЕННО УБИРАЙСЯ. ЭТИ ЛЮДИ ПЫТАЮТСЯ ТЕБЯ УБИТЬ».

Эрл закрывает глаза.

Помнишь, в школе тебя пытались учить делать список дел? Вернись в то время, когда распорядок дня был написан на руке. Смытые в ванной задания так и оставались незавершенными. Нет стержня, говорили учителя. Нет дисциплины. Они пытались заставить тебя записывать распорядок на чем-то более постоянном.

Безусловно, твои школьные учителя посмеялись бы сейчас над тобой до коликов. Ведь ты стал продуктом их наставлений по организации жизни. Ты даже в туалет не ходишь без сверки с графиком.

Они были правы. Записи — единственный выход из этой западни.

Вот тебе правда. Человек, даже самый обыкновенный, никогда не был одним целым, личностью с набором способностей. Все не так просто. Мы все находимся в милости лимбической системы, облаков электронов, плавающих у нас в мозгах. Каждый человек поделен на 24-часовые части, делящиеся в свою очередь на часы. Это дневная пантомима — одна часть передает управление другой — кулисы забитые старыми клячами, которые рвутся на сцену. Каждую неделю, каждый день. Злой дирижер выводит вперед то угрюмого молчуна, то похотливого идиота, потом болтуна, затем интроверта. Каждый человек — это толпа, цепочка связанных придурков.

В этом вся трагедия жизни. Каждый день на пару минут каждый становится гением. Мгновения просветления, вдохновения, или как их там называют. Небо проясняется, планеты выстраиваются в линию, и все становится очевидным. «Наверное, мне стоит бросить курить,» — или, — «Я знаю как заработать миллион». И т.д. и т.п. Это и есть ключи к вечному счастью. Это горькая правда. На несколько мгновений нам открываются все секреты Вселенной. Жизнь — дешевый балаганный трюк.

Когда гений-ученый передаст эстафету следующему мини-человеку, им, скорее всего, окажется любитель чипсов, а интуиция, великолепие и добродетель превратятся в слабоумие, нарколепсию или гедонизм.

Единственный способ избавиться от этого бардака — научиться контролировать своих внутренних идиотов. Взять первого за руку и повести этот хоровод. Лучший вариант — составить план.

Это как писать письмо самому себе. Генеральный план действий, составленный самым прозорливым из простых операций, понятных остальным чудикам. Выполнить инструкции с первой по сто первую. При необходимости повторить.

Сама проблема не такая простая, но суть в этом.

Помнишь историю с Китайской комнатой? Человек сидит в комнате и получает письма на непонятном для него языке, затем раскладывает их в определенном порядке по составленной кем-то инструкции. В итоге складывается связный текст шутки. Человек не говорит по-китайски. Он просто выполняет чьи-то инструкции.

Правда это немного отличается от твоего положения. Ты выбрался из комнаты, в которую тебя посадили, так что система стала мобильнее. Человеком, составившим инструкцию, будешь тоже ты, вернее более ранняя версия тебя. Что касается шутки, которую ты расскажешь, это у тебя получится. Только мало кому она покажется смешной.

В этом заключается идея. Тебе нужно только следовать своим инструкциям. Как будто карабкаешься по длинной веревочной лестнице. Потихоньку. По одному шажку. Точно по списку. Все просто.

А для успеха предприятия надо размещать инструкции на видном месте.

ОН СЛЫШИТ ЗВЕНЯЩИЙ ШУМ. Настойчивый. Но пошевелить рукой и выключить будильник невозможно.

Эрл открывает глаза и видит большого мужика, раза в два больше его самого. Мужик раздражительно смотрит на него, затем продолжает свое дело. Эрл оглядывается. Слишком темно для докторского кабинета.

Боль наполняет его мозг, делая ненужными остальные вопросы. Он извивается, пытаясь отдернуть руку, которая, кажется, горит. Рука не двигается, а мужик пронзает его еще одним взглядом. Эрл устраивается в кресле так, чтобы видеть, что происходит за мужиком.

Шум и боль исходят из пистолета в руке мужика. Пистолета с иглой вместо ствола. Игла вонзилась в предплечье Эрла, оставляя за собой витиеватые буквы.

Эрл пытается устроится удобнее, чтобы прочитать надпись на руке. Не получается. Он откидывается на спинку и смотрит в потолок.

Наконец, татуировщик выключает машинку, вытирает предплечье Эрла марлей, наклоняется назад и достает брошюру про борьбу с инфекцией. Может позже он расскажет своей жене об этом парне и надписи. Может его жена посоветует позвонить в полицию.

Эрл осматривает руку. Буквы приподнимаются над кожей, немного влажные. Они начинаются от ремешка часов и тянуться к локтю. Эрл моргает и еще раз читает надпись. Маленькими аккуратными прописными буквами написано: «Я ИЗНАСИЛОВАЛ И УБИЛ ТВОЮ ЖЕНУ».

Сегодня твой день рождения и я приготовил тебе маленький подарок. Я должен был бы купил тебе пива, но кто знает, когда это все закончится?

Вместо этого я подарил тебе колокольчик. Мне надо было заложить твои часы, чтобы его купить. На кой черт тебе нужны часы?

Ты, наверное, спрашиваешь себя: «Почему колокольчик?». На самом деле, я думаю, что ты задаешь этот вопрос каждый раз когда находишь его в кармане. Уже слишком много этих писем. Слишком много для тебя чтобы пересмотреть их все и найти ответ на самый маленький вопрос.

Это шутка. Практичная шутка. Подумай вот о чем: я не смеюсь над тобой, я смеюсь вместе с тобой.

Мне хотелось бы думать, что каждый раз, когда ты достаешь его из кармана и думаешь: «Откуда у меня этот колокольчик?», маленькая часть тебя, крохотный участок твоего сломленного мозга, вспомнит и засмеется, как смеюсь сейчас я.

Более того, ты знаешь ответ. Ты уже это учил раньше. Если ты будешь об этом думать, ты узнаешь.

В старые времена людей преследовал страх быть похороненными заживо. Вспоминаешь? Медицина тогда была не такой совершенной как сейчас и не было необычным делом проснуться однажды в деревянном ящике. Богатые люди снабжали гробы дыхательными трубками. Маленькие трубки выводились на поверхность, таким образом, человек не умирал от недостатка кислорода. Затем, после проб, заметили, что можно кричать до хрипоты в эти трубки, но никто не услышит, поскольку трубки были слишком тонкими чтобы издавать достаточно шума. По крайней мере, недостаточно для привлечения внимания. Тогда стали протягивать веревочку к колокольчику на надгробии. Если мертвец оживал, он начинал дергать за веревочку и должен был дергать пока кто-нибудь не услышит и не откопает бедолагу.

Мне смешно, когда я представляю как ты в автобусе или в кафе лезешь в карман, находишь маленький колокольчик и думаешь откуда он мог взяться и зачем он тебе. Может быть ты даже позвонишь.

С днем рождения, приятель.

Я не знаю, кто придумал решения для нашей проблемы, и я не знаю кого с этим поздравить тебя или меня. Правда, немного изменился стиль жизни, но ни смотря ни на что это элегантное решение.

Загляни в себя и получишь ответы на все вопросы.

Это похоже на текст из поздравительной открытки. Я не знаю когда ты до этого додумался, но снимаю перед тобой шляпу. Не за то что ты понял о чем я говорил. А за настоящий мозговой штурм. В конце концов, каждому нужно зеркало что бы вспомнить себя. Так же как и тебе.

ТОНКИЙ МЕХАНИЧЕСКИЙ ГОЛОС затих, потом начал снова. «Время 8 часов утра.» Эрл открывает глаза и выключает громкоговоритель. Телефон стоит на спинке кровати, сделанной из дешевой фанеры. Спинка тянется к углу, там закругляется и заканчивается минибаром. Телевизор все еще включен, пятна телесного цвета бесконечно говорят друг с другом. Эрл лежит на спине и с удивлением обнаруживает себя постаревшим, загоревшим, волосы на голове куда-то разбежались. Зеркало на потолке разбито, седина теряется в трещинах. Эрл продолжает пристально себя разглядывать, поражаясь своему виду. Он полностью одет, но вся одежда старая, местами изношенная.

Эрл ощупывает место на руке, где обычно носят часы, но там ничего нет. Он смотрит в зеркало на свою руку. На руке ничего нет, даже кожа загорела так, как будто он никогда не носил часы. Кожа одного ровного цвета, только маленькая черная стрелка на тыльной стороне ладони указывает на рукав его рубашки. Он мгновение изучает стрелку. Кажется, он не пытался ее вывести. Эрл закатывает рукав.

Стрелка указывает на предложение, вытатуированное на внутренней стороне руки. Эрл читает текст один или два раза. Еще одна стрелка направлена на начало предложения, уходящего дальше под рукав. Эрл расстегивает рубашку.

На груди видны какие-то рисунки, но Эрл не может сфокусировать на них взгляд и начинает рассматривать их в зеркале наверху.

Стрелка проходит по руке, пересекает плечо и подходит к верхней части торса, где заканчивается возле изображения мужского лица, которое занимает большую часть груди. Это лицо большого человека, лысого с усами и эспаньолкой. Лицо заметное, но сделано каким-то ненатуральным, как полицейский фоторобот.

Остальная часть груди заполнена словами, фразами, пометками и инструкциями, все они написаны зеркально к Эрлу и их отражения хорошо читаются.

Наконец, Эрл садится, застегивает рубашку и идет к столу. Он берет ручку и листок бумаги из ящика стола, садится и начинает писать.

Я не знаю где ты будешь, когда прочтешь это. Я даже не уверен, что ты посчитаешь нужным прочесть это. По-моему, тебе это действительно не нужно.

Мне действительно очень жаль что мы так никогда и не встретились. Как в той песенке: «Пока ты читаешь, меня уже нет».

Сейчас мы так близко! По крайней мере так кажется. Так много частей головоломки сложились и стали понятными. Я считаю, что ты сможешь найти его, это только вопрос времени.

Кто знает, как мы сюда попали? Наверное, это очень длинная история, если только ты сможешь ее запомнить. Думаю, лучше тебе этого не делать.

Я вот о чем сейчас подумал. Может быть тебе это будет полезно.

Все ждут конца света, но что если он уже был? Что если главной шуткой Судного Дня стало то, что он уже прошел, а нас оставили с носом? Апокалипсис подкрался незаметно. Избранных согнали на небеса, а для нас, не прошедших тест, оставили все как было, в забвении. Ходячие трупы мечутся вокруг и с оптимизмом смотрят в будущее, в то время как боги уже давно перестали считать наши добродетели.

Если это правда, тогда, по-моему, совершенно не важно что ты делаешь. Никаких надежд. Если ты его не сможешь найти, так и черт с ним, потому что уже ничего не имеет значения. Если ты его найдешь, ты сможешь убить его без всяких последствий, потому что уже нет никаких последствий.

Вот о чем я сейчас думаю в этой пестрой маленькой комнате. На стенах висят фотографии кораблей. Я, конечно, не знаю, но догадываюсь, что говорил о том, что мы были где-то на побережье. Если ты спросишь, почему твоя левая рука загорела больше правой, я не знаю что тебе сказать. Кажется, мы с тобой много ездили на машине. И я не знаю, что случилось с твоими часами.

И все эти ключи: я ничего не понимаю. Ни одного не узнаю. Ключи от машины, ключи от дома и маленькие ключики от висячего замка. Во что мы впутались?

Я представляю, как глупо он будет себя чувствовать, когда ты его найдешь. Выслежен десятиминутным человеком. Уничтожен овощем.

Я отойду на минутку. Я положу ручку, закрою глаза, а потом ты сможешь прочесть это, если захочешь.

Я хочу чтобы ты знал, я горжусь тобой. Не осталось никого, кто бы мог это сказать. Не осталось никого, кто хотел бы это услышать.

ГЛАЗА ЭРЛА ШИРОКО ОТКРЫТЫ, он смотрит через окно автомобиля. Улыбается одними глазами. Улыбается через окно толпе, собравшейся на улице. Люди стоят вокруг трупа возле дома. Кровь медленно стекает по тротуару в сточную канаву.

Коренастый парень, лежит лицом вниз, глаза открыты. Лысый с бородкой. После смерти лица становятся похожими на полицейские фотороботы. Это лицо определенно кому-то принадлежало. А может и никому.

Эрл все еще улыбается трупу, машина отъезжает от тротуара. Машина? Кто сказал? Может это была полицейская машина. Или просто такси.

Машина ныряет в автомобильный поток, а глаза Эрла все еще сверкают. Он смотрит на труп, пока его не скрывает толпа прохожих. Эрл усмехается себе, машина продолжает удаляться от растущей толпы.

Улыбка немного гаснет. Что-то начинает его беспокоить. Он роется в карманах: сначала не спеша, как человек ищущий свои ключи, потом более нервно. Может быть поиску мешают наручники? Он выкладывает все содержимое на сиденье. Немного денег. Связка ключей. Обрывки бумаги.

Круглый металлический предмет выскользнул и залетел под сиденье. Эрл в ярости. Он колотит по перегородке, умоляя водителя дать ручку. Может быть таксист не очень говорит по-английски. Может быть полицейский не в настроении для разговоров. В любом случае, перегородка осталась закрытой. Ручки нет.

Машина наскочила на кочку и Эрл увидел свое отражение в зеркале заднего вида. Он теперь успокоился. Водитель очередной раз повернул, из-под сиденья что-то выкатилось и с легким звоном остановилось возле ноги Эрла. Он с интересом поднимает предмет. Это маленький колокольчик, на котором написано его имя и несколько дат. Он узнал первую дату — свой год рождения. Но вторая дата уже ни о чем не говорила. Ни о чем конкретном.

Эрл крутит в руках колокольчик и замечает, что на руке нет часов. Только маленькая стрелка указывает вверх по руке. Эрл смотри на стрелку, затем начинает закатывать рукав.

«Ты опоздаешь даже на свои похороны.» — так она говорила. Помнишь? Чем больше я об этом думаю, тем большей банальщиной мне это все кажется. В конце концов, какой идиот будет торопиться увидеть свою кончину?

И как я узнаю что опоздал? У меня больше нет часов. Я не знаю что мы с ними сделали.

На кой черт тебе вообще сдались часы? Они были древними. Лишний вес, болтавшийся на руке. Символ твоей старости. Символ тебя, верящего времени.

Нет. Оставь. Ничего страшного нет в том, что ты потерял веру во время, а время потеряло веру в тебя. Кому это вообще надо? Кто хочет быть одним из большого стада, живущего верой в незыблемое будущее и незыблемое мгновение, которое сменится другим мгновением, несущим в себе силу? Ничего не чувствуя, жить следующим днем. Преследовать людей, которые делают с часами непроизносимые вещи. Верить лжи о том что время лечит, что на самом деле означает — время всех убивает.

Но ты не такой. Ты более совершенный. Время для всех бывает трех видов, а для тебя только одного. Одно направление. Одно мгновение. Это мгновение. Как будто ты центр часов, ось, вокруг которой вращаются стрелки. Время движется вокруг тебя, но не двигает тебя. Оно утратило способность действовать на тебя. Что там говорят? Время — вор? Но не для тебя. Закрой глаза и ты начнешь все с начала. Как в сказке: только нужные эмоции и ты свеж как роза.

Время — это абсурд. Абстракция. Важно только настоящее мгновение. Мгновение, повторенное миллион раз. Поверь мне. Если это мгновение повторять достаточно долго, если ты будешь стараться — а ты должен стараться — ты в итоге перейдешь к следующему пункту в списке.